Меня зовут Алексей Курманаевский. Мне28 лет. Наркотики я начал употреблять с 1994 года, внутривенно, героин. Первый раз я обратился за помощью в наркологический диспансер города Казани в 1996 году, лечение заключалось в снятии абстинентного синдрома при помощи различного рода лекарств. В основном это были нейролептики и транквилизаторы, такие как галопередол и аминазин.Лечение не улучшало качества моей жизни. После больницы я заново начинал употреблять наркотики. В результате своей болезни и связанным с ней рисками в 1999 году я инфицировался ВИЧ, а также у меня обнаружили гепатит С. Я получил несколько судимостей за ненасильственные правонарушения, связанные с наркотиками. Потерял семью и не смог получить полноценного образования.В течении 12 лет моей болезни я обращался за лечением в наркологический диспансер более 15 раз, но это ничего не меняло в моей жизни. Качество этого лечения с годами не изменялось, но цены постоянно росли. Я хочу немного рассказать о методах, применяемых ко мне во время лечения. С 1995 по 1999 годы лечение было таким: меня клали в больницу на 2-3 недели. Первые пять дней ставили капельницы для того, чтобы «промыть» кровь, в них добавляли разные снотворные. А пока я засыпал, меня привязывали к кровати, чтобы не дергался. Следующие 7-10 дней давали какие-то таблетки, но от них не было никакого толка. Просто лежишь в больнице и думаешь, что будешь делать, когда выйдешь. С 2001года, в связи с эпидемией ВИЧ, в некоторых отделениях перестали делать даже уколы, не хотели иметь дело с кровью ВИЧ-инфицированных. Таким пациентам просто давали таблетки, а особо «активных», тех кто просили помощи у врачей или медсестер, фиксировали на кровати.
Последний раз мое лечение проходила так: По приходу в отделение мне назначили снотворные и обезболивающие, но мне было очень плохо. Я стал простить медицинский персонал, чтобы мне дали еще лекарств, но вместо этого медсестра позвала санитаров и меня привязали к кровати на сутки. Кстати, санитарами работают сами пациенты, проходящие лечение от алкогольной зависимости в этом же отделении. Медицинского образования у них нет. Через сутки меня развязали, но на ногах остались глубокие раны – кожу просто стерло до мяса, ведь под действием транквилизаторов я слабо понимал, что происходит. После такого лечения я более трех месяцев лечил травмы, полученные в больнице, и почти сразу вернулся к употреблению наркотиков. Все это происходило в государственном профильном лечебном учреждении – Республиканском наркологическом диспансере в г Казани. В связи с диагнозом наркомания, меня поставили на диспансерный учет без уведомления и моего согласия. Теперь по закону я не имею право получить водительские права и работать в некоторых организациях. Эти ограничения формально с меня будут сняты лишь по истечению пятилетнего срока ремиссии от употребления наркотиков.
Для снятия абстиненции при лечении наркотической зависимости в России законом запрещено использовать наркотические вещества. Врачи пользуются теми препаратами, какие есть в наличии, но даже трамал и реланиум бывает в ограниченном количестве. Разумеется, после такого лечения, люди приходят в больницу не с желанием лечиться, а от безысходности. А врачи оправдывают плохие результаты своей работы отсутствием мотивации на лечиться у наркоманов! Такая практика лечения применялась ко многим моим знакомым. Многих из них уже нет в живых.
Многие до сих пор не могут получать АРВТ, так как зависимы от наркотиков и не могут соблюдать режим лечения. И даже появление реабилитационных центров стало лишь дополнительной возможностью вымогать деньги у пациентов и их родителей. Никакой ответственности за результаты реабилитации ни один из специалистов на себя не берет. И если оценить качество такого лечения по стандартам оказания медицинской помощи наркозависимым, в которых есть критерии для всех сфер жизни, затронутых болезнью, то эффективность будет крайне низка.
Я считаю, что если оставить все так, как оно есть, то у наркоманов, да еще и ВИЧ-инфицированных, останется только два выхода: тюрьма или смерть. И я не возьмусь судить какой из них будет лучше. Я живу до сих пор просто потому, что мне сильно повезло. Но везет, увы, не многим.