"…в 65 странах мира с высоким уровнем опиоидной наркомании они (программы ЗПТ, — прим. Ред.) существуют уже 40 лет. Вот и наши ближайшие соседи не стали делать большие грустные глаза при слове “метадон” и теперь пожинают плоды своей дальновидности. Участники программ возвращаются в семьи, ищут работу, криминальная активность среди них снижается в разы. А ведь речь идет о людях со стажем употребления опиатов до 20 лет…"
Почему в России отказываются отучать наркоманов колоться?В этом году Украина может отметить юбилей — 5 лет метадоновым программам заместительной терапии при наркомании. Да-да, метадон давно применяют в Белоруссии, Молдавии, Грузии, странах Балтии — во всех бывших советских республиках, кроме Таджикистана и РФ. Более того: Россия — единственная европейская страна, в которой нет программ заместительной терапии.
А в 65 странах мира с высоким уровнем опиоидной наркомании они существуют уже 40 лет. Вот и наши ближайшие соседи не стали делать большие грустные глаза при слове “метадон” и теперь пожинают плоды своей дальновидности. Участники программ возвращаются в семьи, ищут работу, криминальная активность среди них снижается в разы. А ведь речь идет о людях со стажем употребления опиатов до 20 лет…
…10 часов утра. Около стеклянных дверей приемного отделения киевской наркологической больницы “Социотерапия” небольшая очередь. На стене напротив — большая надпись на украинском: “Не все люди — алкоголики и наркоманы. Но все алкоголики и наркоманы — люди”. Здесь находится “сайт” — место, где участники программы заместительной терапии получают таблетки метадона или бупренорфина.
Совсем молодых в этой очереди нет. Большинству — лет 30, есть под 40 и старше. Каждое лицо — биография. Кто-то опирается на палку. Перед нами прошла внутрь мать с маленьким ребенком на руках. Крайние в очереди — блондинка в возрасте и тихий мужчина с седой щетиной на щеках.
— Конечно, это лучше, чем наркотики, — говорит женщина. — Год назад мой сын плакал, цеплялся за ноги, когда мы уходили из дома. Потому что он знал: мы пропадем дня на три. Сейчас я с утра прихожу сюда и все остальное время провожу с сыном. Я принимаю здесь таблетку, и мне не надо потом весь день что-то “мутить”…
Очередь быстро двигается. Двадцать минут — и мы в предбаннике. Без очереди пройти невозможно. Препарат к утру отпускает, и людей начинает “морозить”. Поэтому народ стоит слегка на нерве и перед дверью в кабинет врача уже начинает стучать копытом.
В кабинет я вхожу с Павлом Куцевым. Это журналист, ему 48 лет, посидел на опии. В программу он уже полтора года ходит с женой Яниной, главредом газеты для наркопотребителей “Мотылек”.
— Иногда говорят, что заместительная терапия — это легализация наркотиков, — говорит Павел. — Нет. Это легализация наркоманов! Потому что наркомания — это такой клубок проблем! И на заместительной терапии тебе предлагают начать их разматывать. А потом начать думать об абстиненции. Потому что если наоборот — сначала переломаться и держаться, стиснув зубы, то еще вопрос — смогу ли я их размотать…
В кабинете нас принимает медсестра. Она должна оценить состояние пациента, выдать ему препарат, проследить, чтобы лекарство было проглочено (иногда для верности таблетки размалывают стаканом), и зафиксировать все в журналах. Медсестра отсыпает из пузырьков три таблетки и с помощью сложенной бумажки высыпает их Павлу прямо в рот. Он запивает их водой и показывает сестре язык. В смысле — пусто. Сестра кивает, а нам в спину уже дышит следующий.
Славе 29 лет, полтора года на ЗТ. За это время он пытается наверстать все, что было упущено за почти 15 лет употребления: работа, учеба, семья.
— Я лечился везде. Я ездил в Москву на реабилитацию в очень дорогой центр. Сорвался, сойдя с самолета. После лечения в Одессе продержался больше — 5 месяцев. На ЗТ я колоться перестал. Все друзья по наркотикам пропали, думаю снижать дозу и уходить в неупотребление. Сколько бы человек ни ходил на ЗТ — и 5 лет, и 10, он придет в реабилитацию. Потому что он развивается. А выход там же, где вход.
Рука с тремя пальцами
В России о метадоне говорят или с недоумением, или с негодованием. Происходит это оттого, что мало кто видел, как это работает и для кого.
Во всем мире существует категория наркозависимых людей, которые не могут удержаться в традиционном лечении и реабилитации. И причины тут разные. Одна из основных — недоступность реабилитации в принципе. Как сказал один наркозависимый, “ребцентры в России можно пересчитать на руке, на которой 2—3 пальца”. На один бесплатный приходится пяток платных и очень дорогих. Вторая причина — возраст и образ жизни человека. Передо мной статистическая таблица участников программы ЗТ на Украине.
Киев — 55 человек. Средний возраст — 32 года, стаж употребления — 13 лет, из них с ВИЧ — все 55 человек, с гепатитом В или С — 53, с туберкулезом — 18.
Одесса — 55 человек. Средний возраст — 40 лет, стаж употребления — 20 лет, из них с ВИЧ — 38, с гепатитами — 20, туберкулез у 12. Запорожье — 10 человек, средний возраст — 37, стаж — 19, ВИЧ, гепатиты — у всех, 2 — с туберкулезом…
С такой историей болезни человека не возьмут ни в одну реабилитацию. Программы ЗТ — для них, для людей, перед которыми спасовали все больницы и клиники и которые сами пасуют перед обычной жизнью. Они по полтора-два десятка лет бегут в колесе “достать деньги—уколоться—достать деньги—уколоться…”. И “достать деньги” — это часто значит “совершить кражу”. “Уколоться” — это “передача инфекции” и “передозировка”.
— С чем у людей ассоциируются наркотики? — спрашивает Павел Куцев. — Каждый скажет: смерть, преступления, брошенные дети, инфекции, асоциальный образ жизни. А теперь возьмите человека на заместительной терапии. Он не умрет от передозировки. Не участвует в криминале. Восстанавливает связи с семьей. Он получает возможность лечить ВИЧ, туберкулез и гепатиты. Кроме того, он больше не употребляет наркотики внутривенно и, значит, уменьшает риск распространения этих инфекций. ЗТ снижает самые страшные последствия наркомании.
— Препараты ЗТ, как и героин, относятся к группе опиоидов, но отличаются от него по воздействию, — поясняет координатор Евразийской сети снижения вреда Дарья Очерет. — Когда метадон назначают в медицинских целях, то он не дает эйфорического эффекта. При должной дозировке он не вызывает нарушения координации и внимания, не оказывает токсического воздействия на ЦНС. Во многих странах пациенты программ приезжают в клиники на собственных автомобилях. Метадон действует в течение 24—36 часов, в отличие от героина, которого хватает на 6—8 часов. Поэтому прохождение курса не мешает учебе, работе, способствует восстановлению семьи…
Когда человек решает прийти на программу ЗТ, ему в течение нескольких дней подбирают индивидуальную дозу, которая позволяет находиться в нормальном состоянии и не нуждаться в “уличных” наркотиках. В этом и состоит разница между наркотиком, доза которого постоянно увеличивается, и медицинским препаратом, количество которого всегда одно и то же и выдается врачом. При этом употребление препаратов ЗТ практически исключает употребление “уличных” наркотиков: они просто перестают действовать. Многие участники пробуют “догнаться” и понимают — “не цепляет”.
Эдик Тимашов из Шостки — это сплошная прелесть. Передвижной театр одного актера. При весьма серьезной внешности — бездна милого юмора и энергии.
— Начав программу, каждый начинает экспериментировать. Я тоже такой по жизни экспериментатор. И через месяца полтора решил попробовать — взял стакан мака на троих (имеется в виду маковая соломка — более популярный на Украине наркотик, нежели героин. — Авт.). Двое убились. Мне — никак. С тех пор не пробую. Я сам из первых 20 пациентов, которые пришли на ЗТ в нашем городе. Мы были по уши в мифах, что с метадона поедет крыша, что прощай, печень, что спрыгнуть сложно. Короче, Нового года не жди, не встретишь. И вот прошло время. Мы были люди без будущего! Мы все на ширке по 20 лет, по 10 лет в тюрьме. Среди нас не было таких, у кого меньше 5 “ходок”. И за полтора года в программе из 20 человек не сел никто! Правоохранительные органы потеряли нас из поля зрения.
— Мы раньше могли встретиться только в бегах, где-то в деревне, на хате, с обрезом, — Эдик не может удержаться и показывает бегущего под пулями человека. — А тут — трое вернулись в семьи, ходят с колясками, — Эдик качает воображаемую коляску. — Ты не понимаешь, что это такое! Для человека, у которого вся жизнь была — тюрьма и мак! А теперь мы можем жить спокойно, встречаться. Я раньше под ширкой — мне хорошо, я у телевизора. Или мне плохо, я потный, вонючий — опять у телевизора. И так максимум год, до приезда “мусоров”. На данный момент я глава правления благотворительного фонда помощи наркопотребителям “Вектор допомоги”. Это же — не “на шару” дают наркотики. Случайные люди сюда не попадают. Для них это шанс спрыгнуть…
Не наказание, не награда
Человек должен иметь выбор. Именно поэтому во всем мире программы ЗТ существуют параллельно с профилактическими программами, больницами, ребцентрами, снижением вреда и сообществом АН. В ряде стран программы ЗТ выбирают не больше 20—40% наркозависимых. Остальные предпочитают группы АН и реабилитацию. Да и попасть на ЗТ не так просто.
— Заместительная терапия — это не наказание, чтобы запретить людям колоться, — говорит украинский нарколог, д.м.н. Леонид Власенко. — И не награда. Туда приходят люди, которые хотят прекратить жизнь, связанную с инъекциями. ЗТ нужна людям, для которых это вопрос жизни. Они могут не дожить до следующего дня. И программы очень эффективны при социальном сопровождении.
ЗТ — не только метод остановить эпидемию ВИЧ, но и помочь людям восстановить свою жизнь: вернуть документы, семью, работу, получить пособия, решить правовые проблемы. И конечно, ЗТ вводят для мотивации лечения ВИЧ и туберкулеза. У пациентов в программе высокая приверженность лечению. То есть они не пропускают прием лекарств и сдачу тестов, потому что находятся под постоянным доглядом врачей.
— Не только врачей, но и милиции. Сотрудники МВД периодически обвиняют ваши программы в утечках препаратов.
— Совсем недавно в Харькове за торговлю наркотиками арестовали всю милицейскую верхушку. Лидером там был замначальника ОБНОН МВД в Харьковской области. А начальник отделения криминальной милиции по делам несовершеннолетних МВД города Харькова организовывал сбыт.
Это к вопросу, стоит ли им верить. И именно в Харькове милиция два месяца терроризировала наши программы…
Еще бы. По подсчетам украинских специалистов, в результате работы программ ЗТ за 2006—2007 годы наркобизнес лишился около 27 миллионов гривен прибыли.
— Наркоман в день платит за наркотики 30—50 долларов, — говорит Владимир Менделевич, завкафедрой медицинской и общей психологии Казанского ГМУ и эксперт ВОЗ. — Находясь в программе заместительной терапии, люди не покупают наркотики, и в год 100 участников ЗТ лишат наркобизнес миллиона долларов. При этом стоимость курса лечения метадоном одного пациента обойдется государству в 480 долларов в год. Именно поэтому в программах ЗТ участвует уже миллион человек в 65 странах, в том числе — мусульманских, таких как Иран и Афганистан. В одном Китае — 500 метадоновых центров.
СПРАВКА "МК"
В 2004 году ВОЗ, Объединенная программа ООН по ВИЧ/СПИД (ЮНЭЙДС) и Управление ООН по наркотикам и преступности (УООННП) признали ЗТ “одним из наиболее эффективных видов фармакологического лечения опиоидной зависимости”. Метадон и бупренорфин решением ВОЗ включены в “Список основных лекарственных средств, необходимых для обеспечения минимального стандарта охраны здоровья во всех странах”.
“Сыну главное — чтобы я была дома”
— Жаль, что программы начались на Украине так поздно, — говорит Ольга Беляева из Днепропетровска. — За это время многие перешли на стимуляторы, а это полтора-два года — и инвалид. А скольких уже нет на свете…
Ольге 36. У нее взрослый сын, ослепительная улыбка, два высших образования и почти 20 лет наркостажа за плечами. Она прошла все известные методы лечения и две клинические смерти. Сегодня она на ЗТ. Ольга очень сильный, энергичный человек, но тяга — она сильнее. Сначала ты употребляешь наркотик, потом он употребляет тебя.
— Очень хорошо находиться в ребцентре, в четырех стенах, — говорит Оля. — Но ты выходишь, и на тебя наваливается жизнь со всеми ее проблемами. А в памяти — огромное количество поступков, которые накопились во время торча… Чтобы не вернуться в употребление, не инфицироваться, восстановить семью, я и пошла на ЗТ.
— Сколько лет должно пройти, чтобы человек решил свои проблемы и задумался о полной свободе от наркотиков?
— Кому-то нужен год, кому-то 5, кому-то вся жизнь. А сколько лет надо колоть инсулин? Наркомания — это не распущенность, это хроническая болезнь. Никто из нас не хотел быть наркоманом.
— А сын знает, что ты ездишь по утрам за бупренорфином?
— Моему сыну все равно, что за таблетку пьет утром его мама. Он знает, что я получаю медицинскую помощь. Ему надо, чтобы я была дома, ждала его прихода, кормила вечером и говорила с ним о его делах…
Москва—Киев
Материал: Анастасия Кузина
На фото: Павел Куцев