Не голосуйте за метадон ради потребителей наркотиков. Ненавидьте их. Вы должны поддержать метадон ради нужд всего общества.

Татьяна Дешко («Новости ВИЧ/СПИД: политика и адвокация» №№ 5—6, 2005)

Интервью с Робертом Ньюманом, которое он дал во время 16-й Международной конференции снижения вреда в г. Белфаст (Северная Ирландия) в 2005 году

 

Татьяна Дешко: Вы уже трижды бывали в Украине. Каковы Ваши впечатления в плане ситуации с заместительной терапией и как, по Вашему мнению, будет развиваться заместительная терапия именно в Украине?

Роберт Ньюман: У меня создалось такое впечатление, которое возникает обычно во время визита в любую страну, где очень много наркозависимых и, по сути, нет никакого лечения. В Украине такая же ситуация — лечение отсутствует. Конечно, есть наркологи, есть определенные отделения в больницах, но в стране десятки тысяч наркозависимых, которые не могут получить никакой помощи. Это означает, что нет альтернативы решению этой проблемы, в то время как все больше людей привыкают к наркотикам. Похоже на то, что никто не осмелился взять на себя ответственность и сказать: «Моя цель — обеспечить лечение каждому человеку, который в этом нуждается». Проблема в полном безразличии. В США — та же ситуация. Там слишком много политиков и других людей, которые выступают против увеличения количества наркозависимых. В то же время ни один из них не выступил с требованием о расширении лечения. Но именно этого и не хватает. По моему мнению, группы потребителей — это те люди, которые бы смогли решить эту проблему. Даже эффективнее была бы работа не так потребителей, как их родителей. Нужно найти мать и отца, а лучше — мать с поседевшими волосами, похожую на соседку по улицы, или человека, который покупает мясо в магазине, чтобы он сказал: «Мой сын потребляет наркотики уже 10 лет. Уже десять лет он хочет лечиться, он знал счастье, он не хотел продолжать, он хотел отказаться от наркотиков, но ему некуда было обратиться за помощью». Если бы вам удалось найти достаточное количество таких людей, тогда, возможно, был бы какой-то успех.

Т. Д.: У нас, наоборот, сложилась такая ситуация, когда некоторые родители потребителей наркотиков считают, что метадон — это такой же наркотик, как и любой другой.

Р. Н.: Могу рассказать, что изменило ситуацию в Германии. У одной старой госпожи, вдовы, был сын, красивый мальчик. Когда я с ним познакомился, ему было приблизительно 28—29 лет. К тому времени он употреблял наркотики на протяжении 12 лет. Мальчик прошел 30 разных курсов детоксикации как в стационаре, так и за его пределами. После этого поехал в Нидерланды, где начал лечение метадоном. Он стал новым человеком. Вернулся домой, нашел врача, который стал лечить его метадоном, пошел учиться. Вскоре врача арестовали. Через шесть месяцев мальчик покончил жизнь самоубийством. Тогда его мать начала войну — информационную войну, войну требований, — в результате чего сегодня 60 тысяч людей в Германии принимают метадон. Это именно то, что вам нужно. Учтите еще один момент. В Германии существует большое количество родительских организаций. Уже на протяжении семи-восьми лет каждый год 21-го июля проходят торжества, протесты и богослужения по всей стране, направленные против репрессивной наркополитики. В небольших поселках и больших городах, иногда в середине города, стоят большие камни — памятники жертвам наркотиков, а не самим наркотикам. Я советую вам организовать группу из 6—7 родителей, чтобы они посетили своих коллег в Германии. Немцам нравится, когда к ним приезжают. Кроме того, по моему мнению, они могли бы поделиться с украинцами своим опытом. Я знаю поименно всех этих людей. Советую вам поехать в Германию 21-го июля, посмотреть на монументы жертвам наркотиков — нашим детям, которые понапрасну погибли из-за этих проклятых репрессивных законов.

Т. Д.: Как Вы в большинстве случаев реагируете на критику, направленную против метадона? В Украине так повелось, что любой человек, который хочет высказаться против метадона, говорит: «Метадон — это бесплатный наркотик для потребителей наркотиков, мы не хотим его выдавать».

Р. Н.: Как свидетельствует мировая практика, метадон — это лекарство, которое приносило пользу всему обществу. Давайте забудем, как он влияет на потребителей наркотиков. Все равно, получают они кайф от метадона или нет. Можно бесконечно разговаривать о фармакологии. Что метадон в самом деле может — это снизить уровень краж и преступности в обществе, а также — уменьшить риск того, что ваша дочурка или сын, которые никогда не употребляли и не употребляют наркотики, могут заболеть СПИД из-за того, что у них были сексуальные отношения с наркозависимым человеком. Ваша бабушка в опасности на улице, так как эти люди грабят других, чтобы получить деньги на героин. Не голосуйте за метадон ради потребителей наркотиков. Ненавидьте их. Вы должны поддержать метадон ради нужд всего общества.

Т. Д.: Относительно альтернативы метадона — бупренорфина. Правительства многих стран, в том числе и Украины, не имеют ничего против бупренорфина, который считают лекарством. Но метадон считают чем-то таким, чего не должно быть в стране. Метадон стал чуть ли не самым политизированным препаратом.

Р. Н.: Конечно, связь с политикой очевидна, в то же время это бессмыслица, в этом нет никакого смысла, но существует множество стран, в которых сложилась подобная ситуация. Люди говорят: «Я ненавижу метадон». Конечно, мы не можем ничего поделать с тем, что они его ненавидят. В то же время эти люди заявляют: «Бупренорфин — это нечто совсем другое». Лишь в одной стране преимущество отдано бупренорфину, и 80 тысяч человек принимают бупренорфин. Такой страной является Франция, где на сегодня число пациентов, которые принимают метадон, увеличилось с нуля до 10 тысяч. Но, если бы не было бупренорфина, лечение во Франции никогда бы не началось. Я лично имею больше опыта и знаний о метадоне. Я знаю, как действует метадон, знаю, что он безопасен и эффективен. В то же время я убедился в том, что в тех странах, где игнорируют метадон, можно внедрять лечение бупренорфином. Обычно я ставлю один вопрос людям, которые выступают против метадона: «Я знаю, что вы против метадона. Сегодня в Нью-Йорке 35 тысяч людей принимают метадон. Если завтра мы прекратим лечение, то придется провести детоксикацию на протяжении трех недель. Что, по вашему мнению, будут делать все эти 35 тысяч? Как это повлияет на город?» Ответ одинаков: «Нет, в любом случае. Нужно провести другое лечение». Но другого лечения не существует. Такая же ситуация и с бупренорфином. Если бы 60—80 тысяч зависимых от героина французов не принимали бупренорфин, они бы оказались на улице, что было бы намного хуже. По моему мнению, эти люди чувствовали бы себя лучше, если бы принимали метадон. Ведь любое лечение лучше, чем улица. Я скажу так: если вам легче заниматься адвокацией бупренорфина, тогда делайте это. Но вы должны понять одно. Если вы продаете совсем не то, что обещаете, и эти обещания не оправдают себя, рано или поздно придется заплатить большую цену. Имеется в виду, что, когда вы говорите: «Ладно, вам не нравится метадон. Но бупренорфин — очень безопасный. Принимая этот препарат, люди не умирают», — это неправда. Люди умирают. Они вводят бупренорфин вместе с диазопином — и от этого много смертей. Следовательно, нельзя говорить, что бупренорфин — это универсальное средство и черного рынка не будет. Черный рынок существует всегда. Черный рынок есть во Франции, во всех странах, где практикуют лечение бупренорфином. Неправда и то, что метадон — это навсегда, а от бупренорфина легко отказаться. Это стопроцентная неправда. Дело не в том, тяжело отказаться от метадона или нет. Всем прекрасно известно, что после любого лечения, независимо от того, метадон ли это, бупренорфин, акупунктура или гипноз, все равно 2/3 потребителей возвращаются к наркотикам. Сегодня люди в Украине говорят: «Хорошо, мы будем использовать бупренорфин. Потому что уже приблизительно через год или два потребители пройдут детоксикацию и будут жить счастливее, чем до сих пор». А что будет через три года? Детоксикация не повлияет на потребителей. Да, они пройдут детоксикацию, но все равно вернутся к наркотикам. А затем они скажут: «Нам больше не нужна эта заместительная терапия, мы возвращаемся в тюрьму», или что-то вроде этого. Но ни в коем случае не предлагайте что-то, когда знаете, чтоэто не является правдой.