Откровенно говоря, я не верила, что людям, лечащимся от наркотической зависимости, имеющим за плечами годы тюремного заключения и позитивный анализ на ВИЧ, захочется общаться с журналистами. Тем не менее, желание поговорить «на камеру» выразило большинство лечащихся в Симферополе.
Какой бы вялой и апатичной нацией нас не называли, иметь свое собственное мнение по важнейшим общественно-политическим, а также всевозможным житейским вопросам – святая обязанность любого украинца. До сих пор не могу забыть слова одной знакомой пенсионерки, предлагавшей лечить наркоманов принудительной трудотерапией. Первым этапом такого «лечения» должны были бы стать своеобразные «субботники» для наркоманов: их, по мнению этой старушки, следовало обязать очистить столичные подвалы и подъезды от шприцов.Она и до сих пор уверена, что наркомания – явление, порожденное капитализмом, а «лечение-от-наркомании» – понятие, несовместимое со здравым смыслом.
— От чего это еще их лечить, спрашивается? Тут силу воли воспитывать нужно.
Развернувшаяся было два года назад в «Зеркале недели», и перекинувшаяся на пару-тройку оживленных киевских кухонь дискуссия о заместительной терапии (ЗТ) тут же нашла своих сторонников и оппонентов среди моих знакомых. Большинство, под впечатлением осуждающих публикаций, крепко-накрепко поверили в теорию «метадонового заговора», члены которого мечтают, якобы, пересадить на этот препарат все наркозависимое население планеты. Другие же предпочли подождать первых результатов программы в Украине. Упомянутая выше старушка возмутилась:
— Нет, ну Вы слышали, что придумали? Наркотики уже в больницах выдают, по часам!
Прошло два года. А если начинать отсчет с начала внедрения программы на законодательном уровне в 2004-м – почти пять. О результатах программы заговорили не только специалисты-наркологи, но и сами участники. В городе появилось больше социальной рекламы, горячая линия ЗТ, в конце концов. Пенсионерка немного приутихла — а вместе с ней и другие выразители коллективного базарно-площадного сознания. Я более чем уверена — она не изменила своего мнения. Ей просто не хочется вступать в аргументированный спор. Как и многим другим, молча или в голос осуждающим ЗТ.
Во время моей последней поездки в Иран знакомые персы искренне удивлялись нашей общественной дискуссии вокруг метадоновых программ. В стране, где за связанные с наркотиками и алкоголем преступления предусматривается высшая мера наказания – смерть через повешенье — программы заместительной терапии работают более 30 лет.
— Метадоном наркоманов лечили еще при шахе, — подтвердила иранка с медицинским образованием. – А о чем, собственно, дискуссия? Пускай твои знакомые противники ЗТ сами пообщаются с людьми, которые попали в эти программы. У вас что, из этого секрет делают?
Секрета, слава Богу, не делают. В Украине работает 112 центров ЗТ, и большинство из них открыты для общения как с журналистами, так и со всеми остальными интересующимися. Объясняю своей собеседнице, что оппонентов метадонового лечения смущает перспектива пожизненной химической зависимости лечащегося.
— А перспектива встретить наркомана в ломке у себя во дворе не смущает? – тут же получаю довольно циничный ответ. – Никто не заставляет человека принимать метадон всю жизнь. Со временем любой пациент может попросить врача уменьшить дозу препарата и постепенно «слезть» с него.
Впрочем, как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. На мое личное отношение к заместительной терапии недавняя поездка в Симферопольский центр заместительной терапии, расположенный на базе Крымского республиканского наркодиспансера, повлияла больше, чем какое-либо из услышанных экспертных мнений.
Откровенно говоря, я не верила, что людям, лечащимся от наркотической зависимости, имеющим за плечами годы тюремного заключения и позитивный анализ на ВИЧ, захочется общаться с журналистами. Тем не менее, желание поговорить «на камеру» выразило большинство лечащихся в Симферополе. Некоторые даже привели на встречу с журналистами своих родителей. Последние особенно просили «написать обо всем», чтобы «никому и никогда не приходило в голову закрывать такие программы» (Севастопольский горсовет как раз принял решение запретить использование помещений коммунальной собственности в целях внедрения программ ЗТ).
— Вы напишите, что мы ведь больше не колемся, что нас и не тянет, даже если заплатят за это, — говорит 40-летняя Лена, за плечами у которой больше 20 лет героинового наркостажа. — Напишите, что работаем, так и напишите.
Пишу. А сама думаю: ведь практически никто из них о своих ежедневных посещениях наркоцентра работодателю рассказать не может. Потому что наркоманам, даже «в завязке», у нас не верят. Потому понятия «бывший наркоман» у нас не существует. По-крайней мере, для моей пенсионерки и таких же, как она — рожденных в стране без наркомании, проституции и, как известно, секса.
Арина Харитонова