Я встречал немало статей и роликов посвященных данной теме. Разного качества и разной направленности. От простого перечисления статей УПК до советов психологов, типа – держите себя уверенно, не сопротивляйтесь и не хамите… На мой взгляд, данный ролик очень кратко и очень профессионально расставляет все “по полочкам”. Причем, здесь рассматривается и задержание непосредственно пациентов ЗПТ, при котором имеются некоторые существенные отличия. Кроме того, более четко объясняется право на медицинское освидетельствование. В общем из всего потока подобных советов я выбрал именно этот ролик. Надеюсь он будет полезным.                                      http://www.youtube.com/watch?feature=player_embedded&v=gn_RwyNaUsI                                              Остается скопировать адрес и внести в адресную строку.

В большинстве европейских государств, в которых применяется заместительная терапия, ЗПТ распространяется и на места лишения свободы. В Израиле, например, любой заключенный может начать получение заместительных препаратов в заключении, если имеет наркозависимость и желание участвовать в данной программе. Тот же механизм мы можем увидеть и в других цивилизованных странах.  ЗПТ в местах лишения свободы решает одновременно несколько задач. Это и борьба с наркоторговлей в местах лишения, и борьба с коррупцией, и предупреждение всевозможных конфликтов на почве наркозависимости, и медицинское обслуживание, и многое другое. Наркоман будет искать “своё лекарство” в любом месте. Доставка наркотиков в места лишения уже само по себе преступление. Но наркозависимый будет не только идти на него сам, но и вовлекать в свою деятельность широкий круг людей. В том числе и сотрудников колоний. Насколько наркобизнес прибыльное дело, думаю, никому объяснять не нужно. А чего можно ожидать от сотрудника колонии, который стал на подобный путь обогащения? Одни заносят наркотик, другие закрывают на это глаза, третьи имеют свою долю, предпочитая не знать за что именно ее получают, а в результате в преступную схему вовлечены все, включая руководство колоний. То, что в украинских колониях достать наркоту не так уж трудно, известно многим. О том, какие деньги проходят через этот бизнес, можно только предполагать. Но то, что он имеет место, ни у кого уже не вызывает сомнений. Достаточно загуглить в интернете – “сотрудник колонии заносил наркотик” и вы тут же получите сотни ссылок. Но тут нужно понимать, что, если торговля наркотой в местах лишения является правилом (в том числе и сотрудниками данных учреждений), то их задержание и следующая за ней ответственность за данное преступление – это уже исключение. И за каждым таким фактом стоят года успешной наркоторговли и килограммы занесенного и проданного наркотика.

(далее…)

После ввода войск в Афганистан Соединенные Штаты прилагали все возможные усилия, чтобы уничтожить производство опиатов в стране. И что мы имеем в результате? Ситуация с производством наркотиков в Афганистане достигла критического уровня.  Штаты, затратив огромные суммы на борьбу с наркобизнесом в Афганистане, способствовали лишь наступлению обратного эффекта. И больше всего от этого пострадала Россия.                                                                                                                                                                                                                                                 С момента вторжения в Афганистан в 2001 году США потратили почти 7 миллиардов долларов на борьбу с производством опиатов путем искоренения маковых полей, субсидий на альтернативные сельскохозяйственные культуры и стимулирующие выплаты населению, свободных от опиума регионов. Были организованы так называемые “команды ликвидаторов”, которые были призваны сжигать маковые поля. 10 000 американских военнослужащих в течение 12 лет вели борьбу с афганским наркобизнесом. И каковы результаты?                                                                                                                                                                                                     Последний отчет UNODC демонстрирует, что торговля опиумом все более глубоко укореняется в реальном секторе афганской экономики, становясь ведущей отраслью производства. Согласно данным доклада, опубликованным в среду Управлением ООН по наркотикам и преступности (UNODC), общие площади сельскохозяйственных земель, которые используются в Афганистане под посевы мака, увеличились в 2012 году по сравнению с 2007 годом на 36 процентов. Общий объем производства опиатов достиг 5,5 тысяч тонн, что почти на 50 процентов больше, чем в прошлом году (3,7 тысяч тонн).

Афганистан уже давно стал ведущим производителем опиума в мире (75 процентов мирового производства в прошлом году, согласно данным UNODC), а талибы крупнейшими бенефициарами, хотя не менее завязаны на этом бизнесе высокопоставленные афганские государственные чиновники, коррумпированные командиры армии и сотрудники правоохранительных органов.                                                                                                                           По данным российской ФСКН, после 2001 года производство опийного мака резко увеличилось  — почти в 40 раз. Сегодня “четыре миллиона крестьян занимаются культивацией опиумного мака, треть или почти половина населения Афганистана так или иначе втянута в процесс производства наркотиков”, — сказал 11 ноября на пресс-конференции председатель Государственного антинаркотического комитета, глава ФСКН России Виктор Иванов. Согласно данным российских спецслужб на территории Афганистана действует около двух тысяч лабораторий по производству героина, и более 4 миллионов человек принимают участие в этом процессе.                   Кроме того, еще одним результатом борьбы с наркобизнесом стал  рост потребления наркотиков в самом Афганистане. Потребление опиатов в стране между 2005 и 2009 годами удвоилось, потребление героина возросло на 140 процентов.                                                                                                                                                                   .“Производство наркотиков в Афганистане востребовано спросом многих тысяч наркозависимых, Это востребовано международной банковской системой, потому что деньги от доходов в конечном итоге поглощаются ею”,  По словам Иванова, в транснациональную преступность от продажи героина инвестировано более 1 триллиона долларов.  И не для кого не секрет, что основным потребителем афганского героина является сама Россия.                                                                                                                                                                              А теперь возникает вопрос, и куда же девать все эти тысячи тонн опия, если в России появится заместительная терапия? Каким образом будет окупаться этот инвестированный триллион долларов? Готовы ли те, кто стоит у руля афганского наркотрафика нести миллиардные потери? Даже если всего 5-10% российских наркозависимых перестанут ежедневно относить все свои “праведно” заработанные деньги наркоторговцам, то это выльется в сотни миллионов долларов потерь! И даже более. Подсчитать нетрудно. Каждый наркоман тратит ежедневно не менее 10-20 баксов. Умножьте на количество наркозависимых в стране и получите ежедневные потери в десятки миллионов долларов… А теперь, если еще умножите на 365, то  получите  ежегодные потери.  Суммы просто зашкаливают и я думаю, что из-за угрозы таких убытков “рулевые” сметут любого, кто станет на их пути.                                                                                                                                                                                                        Вы спросите, а кто же стоит  у руля? Ну уж точно не те дельцы с двумя-тремя килограммами героина, которых время от времени показательно отлавливает ФСКН. При этомв его руководстве хорошо пониамают, что, чем хуже обстановка с наркоманией в стране, тем более востребованы услуги самой ФСКН, тем больше ее финансирование, тем больше власти она получит. И всегда под рукой будут те, за чей счет можно сделать отличную карьеру.  То есть – больные наркозависимостью. А постоянный и непрекращающийся рост употребления всегда можно списать на происки Запада. Ведь это агенты ЦРУ присаживают российских граждан на наркоту. А безработица, нищенское существование, отсутствие перспектив в жизни не играют никакой роли. По-видимому наша молодежь просто зажралась и не знает куда девать свои доллары и что делать со своими правами и свободами, свалившимися на нее в одночасье…. Пока вкладываются миллиарды в афганский героин, никакая ЗПТ России не светит.  И оправданий тому найдется тысячи. Правда, не имеющие никакого отношения к реальной жизни.

В недавних высказываниях чиновников от медицины можно было услышать о том, что ситуация с наркоманией в Украине пошла на спад. Туберкулез побежден. Распространение ВИЧ/СПИДа взято по контроль. Ну и как вывод – дальнейшее развитие программы заместительной терапии не особо-то и нужно. Хватает и того, что есть. Да и то не мешало бы подсократить. (В связи с приближающимся самофинансированием). Как на самом деле обстоит дело с проблемой наркомании и сопутствующих ей заболеваний? О чем должно беспокоиться общество, куда направить свои усилия?                                             

(далее…)

    Нам часто по поводу ЗПТ приходится слышать причитания некоторых горе-политиков о том, что в стране тратятся деньги на наркотики для наркоманов, тогда, как у нас нет денег на лекарства больным детям (старикам, чернобыльцам и т.д. – на выбор). Нам говорят, что мы не настолько богаты, как Америка или Европа, чтобы оплачивать наркоманские прихоти.                                                                                           Соответствуют ли такие утверждения действительности?  Есть ли смысл “тратить” государственные бюджетные деньги на наркозависимых? И действительно ли Америка и Европа решили “выбрасывать” свои бюджетные деньги на ветер?                                                                                                                            Оказывается, что на самом деле все обстоит как раз НАОБОРОТ. На Западе все привыкли хорошо считать свои деньги и они не выкинут ни цента, не будучи при этом уверены, что каждый потраченный доллар принесет прибыль.  О чем говорит международный опыт применения заместительной поддерживающей терапии?                                                                                                                                                       Вот что, к примеру, говорится в совместном докладе Всемирной Организации Здравоохранения (ВОЗ), Управлении ООН по наркотикам и преступности (УООННП) и Объединенной Программы ООН по ВИЧ/СПИДу (ЮНЭЙДС) 2004 года.                                                                                                                                                                                 “Заместительная поддерживающая терапия – безопасный и ЭКОНОМИЧЕСКИ ОПРАВДАННЫЙ метод лечения опиоидной зависимости. Многократные строгие оценки этого метода наглядно продемонстрировали, что такая терапия является ценным и важным компонентом эффективного ведения пациентов с опиоидной зависимостью и профилактики инфицирования ВИЧ среди потребителей инъекционных наркотиков.

   Заместительная поддерживающая терапия приносит пользу больным опиоидной зависимостью, стабилизируя их состояние, улучшая общее благополучие и социальное функционирование. У лиц, получающих заместительную терапию, наблюдается существенное улучшение физической и эмоциональной сторон их жизни, а также взаимоотношений с другими людьми. Кроме того, повышается их способность вносить ЗНАЧИМЫЙ ВКЛАД В ЖИЗНЬ БЛИЖАЙШЕГО ОКРУЖЕНИЯ и ОБЩЕСТВА В ЦЕЛОМ.                          В разделе данного доклада, посвященного непосредственно ЭФФЕКТИВНОСТИ ЗАТРАТ на ЗПТ говорится буквально следующее:

                                43. Лечение опиоидной зависимости эффективно способствует 

                                     сокращению употребления запрещенных опиоидов, а также 

                                     обусловленных ими медицинских и социальных издержек. 

                                    Такое лечение обходится гораздо дешевле альтернативных 

                                    вариантов, которые могли бы состоять, например, в том, чтобы 

                                    не лечить людей с опиоидной зависимостью или заключать их 

                                    в тюрьмы.

                               44. Согласно умеренным оценкам КАЖДЫЙ ДОЛЛАР,                                                                                                                                                                                                                                                           вложенный в программы лечения опиоидной 

                                    зависимости, может сохранить государству и обществу                                                                                                                                                                                                                                                                  по ЧЕТЫРЕ – СЕМЬ долларов 

                                    только благодаря таким факторам, как снижение потерь, 

                                   причиняемых преступностью, связанной с наркотиками, 

                                   и вызванных кражами и грабежами, а также сокращение 

                                   расходов на уголовное судопроизводство. Если учесть еще 

                                   и экономию на медицинской помощи, суммарная экономия 

                                   может превысить затраты в соотношении 12:1.                                                                                                                                                                                                                                                              ДВЕНАДЦАТЬ ДОЛЛАРОВ ПРИБЫЛИ К ОДНОМУ ЗАТРАЧЕННОМУ!!!                                                                                                                                                                                                                                    Вот такой может и должна быть экономическая отдача от внедрения ЗПТ в Украине. А ЭТИ ДВЕНАДЦАТИКРАТНО СЭКОНОМЛЕННЫЕ СРЕДСТВА И МОГУТ ПОЙТИ НА ЛЕКАРСТВА БОЛЬНЫМ ДЕТЯМ (старикам, чернобыльцам…)! При этом, чем больше пытаются экономить на программе, недоплачивая, недофинансируя ее в полном объеме, тем меньше эффект от ее внедрения. И кое-кто из этих политиков это прекрасно понимает. И именно таким способом пытается дискредитировать ЗПТ. Сначала всеми правдами и неправдами урезается финансирование программы. А потом нам говорят, что она “почему-то” не оправдывает наших ожиданий.                                                                                                                                 Все это делается вполне сознательно. Сознательно лоббируются интересы и доходы украинской наркомафии. Ведь именно она в первую очередь несет убытки от внедрения ЗПТ. В Украине 8 000 человек уже более пяти лет, как  прекратили покупать уличные наркотики. Наркодиллеры подсчитали свои убытки и забили тревогу. Особенно в том свете, что ЗПТ в Украине имеет тенденцию развиваться. Все больше людей понимают ту пользу, которую программа несет, как отдельным больным и их семьям, так и государству в целом. Единственные, кому она стала костью в горле, это те, кто вложил свои миллионные средства в наркобизнес. И убытки они нести не намерены.                                                                                                        И как рассматривать в этом свете последний плод творчества шестерых горе-политиков из ВР в виде законопроекта о запрете применения заместительных препаратов метадона и бупренорфина в ЗПТ? Сколько наркобароны готовы отдать, лишь бы закрыть программу, можно и подсчитать.                                              Каждый наркозависимый тратит в сутки на свое “лекарство” на точке у наркобарыги, как минимум 150-200, а часто и более, гривен.  Умножаем на 8 000 пациентов ЗПТ и получаем… 1 млн. 600 тыс. гривен В ДЕНЬ ! Или 48  миллионов гривен ежемесячно. А это 580 000 000 или ПОЛ-МИЛЛИАРДА ГРИВЕН в год. Причем взяты всего лишь минимальные затраты на наркотик. Это лишь тот минимум, который нам необходим, чтобы чувствовать себя нормально.                                                                                                                                                      Как видите, вся эта арифметика довольно проста и наглядна. Но нас пытаются запутать с помощью неизвестно откуда взятых цифр. А порой и взятых просто с потолка. Так в пояснительной записке к законопроекту по запрету заместительных препаратов, депутаты берут почему-то статистику смертности от передозировки метадоном по Соединенным Штатам. Это когда в Украине уже 8 лет работает своя программа ЗПТ и имеется собственная статистика. Почему же берутся Штаты? А потому, что у нас за все 8 лет существования программы не было НИ ЕДИНОГО случая передозировки метадоном на программе ЗПТ!! Такая статистика им не подходит. Зато в Штатах передозировок хватает. Правда не ЗПТ-шным метадоном , а уличным, кустарным, “барыжным”. Именно тем, к которому нас и стремятся вернуть. Но об этом депутаты скромно умалчивают. Как и о многом другом…

Как уже всем известно в нашей стране впервые появилась ГОСУДАРСТВЕННАЯ СТРАТЕГИЯ В НАРКОПОЛИТИКЕ. Ее разработчиком является все та же Госслужбв по контролю за наркотиками (ДСКН, если  по-украински). Интервью с ее руководителем В Тимошенко предлагается вашему вниманию. Материал довольно обширный. Можно было бы ограничиться только сказанным о ЗПТ. Но чтобы понять, куда движется наша страна и каких перемен в ближайшем будущем нам ожидать (в т.ч. и в отношении ЗПТ), нужно понимать стратегию в целом.                                                                                         

Парадокс украинской наркомании.                                                 Парадокс – наркомания в Украине с каждым годом только набирала обороты, при этом никакой эффективной наркополитики в нашей стране до недавнего времени не существовало. И вот наконец, через 21 год, у нас появляется Национальная стратегия в отношении наркотиков, которую разработала Государственная служба по контролю за наркотиками – ведомство молодое, но очень амбициозное. В чем суть стратегии, для чего ДСКН понадобились функции правоохранительного органа, почему метадоновая программа в Украине не дает должного эффекта – об этом в интервью «ЗиБ» рассказал глава службы Владимир Тимошенко.

– Владимир Андреевич, ДСКН недавно представила проект Национальной стратегии по наркотикам (на период до 2020 года). В чем суть этой стратегии? Каким образом вы планируете улучшить ситуацию в этой сфере?

– Начнем с того, что Украина на всем евразийском пространстве оставалась единственной страной, которая не имела собственной стратегии наркополитики. И вообще понятие наркополитики как таковой у нас тоже не было. Ведь это важно, это отношение государства к проблеме наркотиков. Нельзя сказать, что в Украине вообще ничего не делалось. МВД, СБУ, таможня боролись с этим явлением, существовал комитет при МЗ – все эти службы выполняли какие-то функции в сфере контроля за оборотом наркотиков. Но при этом единого государственного подхода, позиции, плана не было.

Писались программы, согласно которым давались указания органам внутренних дел – по борьбе с нелегальным оборотом наркотиков, МЗ – относительно реабилитации и ресоциализации наркозависимых. Но все это было нецентрализованно, хаотично.

Украина, например, вслед за многими странами присоединилась к программе заместительной поддерживающей терапии. К ее выполнению присоединился Минздрав. Но при этом в МВД были свои отношение и позиция по этому поводу. Кто-то из ученых заявлял, что нельзя лечить наркоманов наркотиками, другие утверждали, что это панацея и ничего лучшего в мире нет. В государстве возникла ситуация, острее, чем в басне Ивана Крылова «Лебедь, Рак и Щука». Различные ведомства, различные структуры, не говоря уже об отдельных ученых, чиновников, имели свое мнение. И не было четкого представления о том, в каком направлении идти. Если в лодке каждый гребет как захочет, курс невозможно определить. Наверное, кто-то должен отдавать команды, чтобы все дружно гребли в одну сторону. Для того чтобы в государстве все министерства синхронно работали, видели перспективы, и нужна общая стратегия и один координационный орган. Наша стратегия определит генеральную линию направления. А затем в соответствии с ней на каждый год будут разрабатываться поэтапные планы действий, в которых каждому ведомству распишут, что и в какой срок необходимо сделать для реализации стратегических установок, чтобы достичь поставленных целей.

– То есть ваш орган будет консолидационным и координационным в реализации этой стратегии?

– Он и является консолидационным и координационным. Указ Президента № 457 четко говорит о том, какие у ДСКН полномочия и функции. Мы являемся организаторами. Мы – не участники борьбы с незаконным оборотом, но определяем политику и координируем работу всех ведомств. А стратегия – это та база, та основа, которая для этого необходима.

– Может ДСКН давать какие-то указания, рекомендации другим ведомствам, работающих в этой же сфере, например МВД? Достаточно ли у вас сейчас полномочий?

– Указаний мы не можем давать. Ни они нам не могут, ни мы им. Но давать рекомендации, как координационный орган, согласовывать работу других служб – мы можем. И последнее слово в этом вопросе остается за нами. Собрав всю палитру мнений различных министерств и ведомств, мы предлагаем Президенту, Правительству страны тот или иной путь решения проблемы, который после его принятия становится государственной позицией.

Какие-то противоречия, конечно, останутся, так же, как ведомственные интересы. Важно не дать различным службам и организациям действовать по своему усмотрению. Они должны знать, к какой цели движутся, какие правовые рычаги можно задействовать для достижения этой цели, какие должны быть выработаны механизмы согласования разночтений. Это, собственно, и дают нам стратегия и ДСКН.

– Не так давно вы направили в Кабмин законопроект, предусматривающий предоставление службе статуса правоохранительного органа со всеми вытекающими отсюда последствиями – существованием в ее структуре оперативных служб, следствия и т.д. Какие, на ваш взгляд, шансы, что этот закон будет принят?

– Во-первых, законопроект был представлен в соответствии с указом Президента. В нем четко записано, что нашей службе должно быть предоставлено право на оперативно-розыскную деятельность для того, чтобы эффективно бороться с предложением наркотиков. Из чего мы исходили? Не из того, как бы этому ведомству получить больше рычагов влияния. Я пришел сюда из правоохранительных органов и знаю и ту головную боль в случае предоставления ДСКН права на проведение оперативно-розыскной деятельности, и ту степень ответственности перед обществом и руководством страны, которая ляжет на наши плечи.

Однако дело в том, что мы понимаем, с кем нам предстоит бороться. Мы знаем, что это зло не пассивное. Доказательством является тот факт, что специально созданное подразделение МВД по борьбе с незаконным оборотом наркотиков очень быстро потерял способность эффективно решать поставленные перед ним задачи. Это похоже на ситуацию с врачом, который, часто контактируя с тяжелобольным, сам рискует заразиться. Мы не учли такого момента, когда создавали одно монопольное подразделение в МВД, хотя и руководствовались благородными целями. Нужно знать специфику этой работы, особенности психологии данного контингента – наркодилеров, наркоманов. Мы говорили о том, что создадим подразделение работников, специально научим профессионально бороться с этим злом. Но не учли, что зло активно защищается. И первый способ защиты – сделать своими союзниками тех, кто с ним борется. В этой среде вращаются огромные деньги, что позволяет преступникам откупаться, включая и представителей закона. БНОН в этом плане очень уязвим. Приходили новые министры и меняли всех поголовно, но через некоторое время они наблюдали ту же картину и снова арестовывали людей целыми отделами. Проку мало. Где же выход? Признать полное поражение правоохранительных органов?

Страны давно изучающие эти проблемы, нашли иммунитет от такой заразы. Вопросами борьбы с наркобизнесом должны заниматься несколько правоохранительных органов независимо друг от друга. Каждый оперативный орган имеет свои источники в этой среде, свои объекты, находящиеся в разработке. Каждая служба знает своих «подопечных». А значит, любая попытка «сращения» работника правоохранительного органа с наркодилером рано или поздно будет обнаружена представителями иного органа.

– Которые тоже могут быть коррумпированными …

– Дело в том, что все работники органа не могут быть коррумпированными … Когда представители одного ведомства берут под контроль наркодилера, они не знают, что его «покрывает» работник другого органа. При разработке оперативники «пасут» объект, контролируют все его контакты. И в ходе этой работы оперработник вдруг выходит … на коллегу из другого ведомства. А это скрыть уже нельзя, потому что факт зафиксирован работниками внешнего наблюдения, в записях телефонных разговоров. Это знают уже десятки человек. А завтра работники другого органа выйдут на коррумпированных коллег. Таким образом происходит взаимное очистки.

Именно поэтому мы не видели другого пути, кроме как нарушить имеющуюся монополию. При этом мы также понимаем, что сегодня не так-то просто найти несколько тысяч человек, которые знакомы с оперативно-розыскной деятельностью и имеют стойкий антикоррупционный иммунитет.

На платформе «человекоцентризма»

– И все-таки не могли бы вы назвать ключевые положения будущей стратегии, в ней есть что-то принципиально новое?

– В нашей стратегии совершенно новая платформа, ведь в Украине раньше не было ничего подобного. Мы называем ее «Человекоцентризм». В этом случае в триаде «государство – общество – человек» каждую конкретную личность, в том числе и наркозависимого, его права, свободы, здоровье мы ставим на первое место. Так уж получилось, что этот человек зависим от определенных химических веществ. Как это произошло (по неосторожности, глупости, с помощью других людей) – уже неважно. Но то, что он оказался в этом статусе, еще не означает, что он априори преступник. Следующее в этой триаде – общество, государство должно защищать. Ведь наркозависимый часто не просто уязвим сам, он еще представляет угрозу обществу своим неадекватным поведением, возможными преступными проявлениями, опасностью инфицировать окружающих сопутствующими болезнями (ВИЧ, туберкулезом, гепатитом).

И все же необходимо, чтобы мы меняли подход к наркозависимому в обществе, чтобы его не рассматривали как преступника, как человека, который является персоной нон грата. Важна позиция понимания, терпимости, сопереживания. Здесь как нигде необходимо вспомнить христианские заповеди.

– Но Украина долгое время была частью тоталитарного государства. Отсюда вытекает и отношение к наркоманам – политика была направлена в основном на наказание, общество их отторгало, эти люди изначально рассматривались как преступники и асоциальные элементы. Каким образом можно изменить эту тенденцию?

– Дорогу осилит идущий. Мы ее изменим, если будем идти предложенным нами путем. Над проектом стратегии в ДСКН работали не один месяц, и даже не один год. Лично я к ней шел 20 лет. Я изучил все стратегии в США, России, Германии и т.д. Мы привлекли к работе не только наших лучших специалистов в области медицины и права, но и экспертов ООН, Совета Европы (группа Помпиду), национальных экспертов других стран. С одной стороны, плохо, что мы позже всех принимаем такой акт, а с другой – в этом есть свои плюсы, поскольку мы смогли учесть и сильные, и слабые стороны всех мировых стратегий, понять, что действительно является эффективным и дает результат, а от чего можно отказаться. Наша стратегия получила очень высокую оценку у всех экспертов. В разработке участвовало много общественных организаций, мы проводили общественные слушания, собирали и медиков, и психологов, и социологов, и педагогов, и правоохранителей, и чиновников – и в результате получили надежный, выверенный документ.

Чтобы изменить отношение общества, нужно выработать соответствующую политику в государстве. По сути, новый документ – это способ поведения чиновников, это восприятие обществом наркозависимых, диалог с ними. Все это прописано в стратегии, а она уже будет менять наше сознание и детерминировать наши действия.

– Она для этого задействует какие-то инструменты?

– Стратегия, как и Конституция, имеет более декларативный характер, но при этом устанавливает подзаконным актам рамки их срабатывания, детализирует, как ключевые нормы должны реализоваться на практике. В этом ее главная роль и значение. Стратегия должна многое изменить в мировоззрении чиновников, общества и в первую очередь самих наркозависимых. Мы говорим о том, что в их среде ключевым понятием остается стигма. Они загнаны в тень, воспринимают государственные структуры и общественные организации как враждебные к ним. Они прячутся еще с советских времен, когда было наказание за употребление наркотиков. О каком диалоге при такой ситуации может идти речь? Ведь каждый наркопотребитель – это чьи-то сын, дочь, брат, сестра, друг!

– Кстати, ваша служба предложила отменить уголовную ответственность за хранение малых доз наркотиков для собственного употребления …

– Замечу, что речь идет о отмене не ответственности, а уголовного преследования. Получается очень странно: если наркоман успел принять дозу, то его не накажут. Если эту же дозу найдут у него в кармане, то его привлекут к уголовной ответственности. Мы говорим о том, что этот подход нужно пересматривать. Здесь время вспомнить о том, что во многих странах в таких случаях практикуется так называемая альтернативная ответственность, то есть в случае, когда речь идет не о наркодилере, а о потребителе, то вместо уголовного наказания за обнаружение у него, например, незначительного количества наркотического вещества для личного употребления предлагается пройти курс лечения от наркозависимости и сопутствующих заболеваний.

Стратегия даст платформу для переработки всего законодательства. Оно станет более гуманным к наркопотребителям и будет не меньше, если не больше, строгим к наркодилерам. Сегодня и наркоман, и наркодилер, будучи задержанными, оказываются в равной ситуации. Последний – даже в более выигрышной, потому что у него есть средства, чтобы откупиться. А наркоман несет ответственность «за себя и за того парня». Правоохранители часто, сажая наркопотребителей, считают это борьбой с распространением наркотиков. Наша стратегия разграничивает эти две категории. Мы рассматриваем потребителя не как преступника (асоциальный элемент), а как больного.

– Но здесь трудно разделить эти моменты. Наркомания – одновременно и медицинское и социальное явление, и наркоман, будучи больным человеком, представляет собой еще и угрозу для общества.

– Да, здесь, без сомнения, есть элементы, которые выливаются в асоциальное поведение. Скажем, в Германии эффективность лечения наркозависимых определяется следующим образом: до определенного времени этот человек не был плательщиком налогов и вдруг, с какого-то момента, начинает их платить. Значит, пошел работать, уже не паразитирует.Например, наркопотребитель в США, на которого распространяется действие программы заместительной поддерживающей терапии, может пойти учиться, работать, употребляя то же метадон. Соответственно, этот человек уже рассматривается обществом не как асоциальное лицо, а как больной, который имеет зависимость от определенных препаратов. Если государство заинтересовано в том, чтобы интегрировать такого человека в общество, сделать его полноценным гражданином, то должна работать над ресоциализацией, реабилитацией – поддерживать человека некоторое время даже после того, как он прошел детоксикацию.

Чем еще сильна наша стратегия?. Борьба с наркоманией – это борьба с предложением и спросом. Ранее мы боролись преимущественно с предложением: правоохранители ликвидировали нарколаборатории, уничтожали посевы наркосодержащих растений, задерживали контрабанду. Но есть еще и борьба со спросом, для этого необходимо работать с обществом, чтобы граждане делали сознательный выбор в пользу жизни без наркотиков, осознавали всю пагубность и опасность экспериментов с наркотиками на своем здоровье. Что нужно наркодилеру? Рынок сбыта. Если здоровая часть общества будет активно отторгать наркотики, предложение не найдет спроса, и это сделает наркобизнес бесперспективным. Сегодня же, к сожалению, этот  рынок  развивается, и в то же время он наиболее опасный и криминальный.

Метадоновая терапия: за и против

– В Украине действует программа заместительной поддерживающей терапии – наркозависимые принимают метадон, бупренорфин. При этом эффективность ЗПТ вызывает в обществе множество споров: существует мнение, что наркоманов просто «пересаживают» с одного опасного наркотика на другой, который ничуть не менее опасен.

– Лично у меня трансформация отношения к такому понятию, как заместительная поддерживающая терапия, происходила постепенно. На первых порах я был под влиянием таких тезисов: нельзя же алкоголизм лечить водкой, как же можно наркоманию лечить наркотиками? Кажется, что это нонсенс. Но, когда я стал общаться со специалистами, наркологами-практиками, мое отношение к этому явлению изменилось. В том же институте NIDA (США), который очень серьезно исследует наркоманию, воздействия психоактивных веществ на мозг, мне рассказали, что метадон, хотя и является производным опиата, все же существенно отличается от природных опиоидов – морфина, героина. Последние дают ощущение эйфории, наркотический эффект, а метадон только подавляет физиологическую зависимость, снимает абстинентный синдром. И есть возможность, уменьшая дозу, постепенно уходить от употребления наркотиков без проявлений ломки.

– Я что-то ни разу не слышала о наркомане, который завязал благодаря метадоновой программе.

– А вы и не могли слышать, потому что у нас оперируют определенными цифрами, но когда я попытался разобраться, выяснилось, что эти цифры не персонифицированы. Если провели операцию, например, по замене сердца, то речь идет о конкретном человеке. Наркозависимые сегодня в Украине, к сожалению, безликие.

Вот простая ситуация: организация «Международный альянс по ВИЧ / СПИД в Украине», который отвечает за организацию ЗПТ в нашей стране постоянно обращается во все инстанции с письмами о том, что не выполняется утвержденный Президентом в 2005 году план охвата наркозависимых программой ЗПТ. Какой выход из ситуации? Конечно же – популяризация программы среди наркозависимых и их родственников. А кто это лучше сделает, чем бывшие пациенты ЗПТ, которые вылечились? Но я их не вижу. Спросите почему? Скажу вам так: к сожалению, то, как у нас воплощалась в жизнь программа ЗПТ, не дает возможности четко прослеживать ее эффективность. Ведь нельзя ограничить все одним показателем: вышел на ноль, забыл о наркотиках. Где вы видели хотя бы одного больного, которого вылечили и дали ему абсолютное здоровье? Вводя какие-то препараты, ему «посадили» печень или почки, ослабили иммунитет, но он при этом может жить, работать. А метадоновая терапия вообще не является однофакторной: вылечился – не вылечился. Наркоман похож на больного сахарным диабетом, которому нужно все время делать инъекции инсулина. Однако есть и отличие: человек при желании может легко отказаться от метадона. Мы можем снять физиологическую зависимость, но у человека остается привычка, психологическая зависимость. И вот для того, чтобы от нее избавиться, необходимо делать это не только с помощью метадона или бупренорфина. Должны работать психологи, социальные работники, родственники. Нужно менять среду наркозависимого. Человеку трудно бросить курить в окружении курящих. То же и с наркотиками. Возможно, родителям нужно сменить место жительства, переехать в другой город, если они хотят спасти ребенка, вырвать ее из этого болота. И это тоже элемент терапии. Дорогой элемент, с которым не сравнится стоимость метадона или бупренорфина. Но у нас о нем обычно забывают.

– Из ваших слов можно сделать вывод, что сегодня в Украине программы реабилитации и ресоциализации наркозависимых не работают. Вы считаете, в этом причина того, что ЗПТ у нас пробуксовывает?

– Действительно, анализ показывает, что ЗПТ не находит продолжение в реабилитации и ресоциализации. В большинстве случаев все ограничивается «скармливанием» наркоманам бупренорфина и метадона. Нам пытаются выдать элемент, часть целого – за целое. Дело в том, что заместительная терапия у нас есть, а поддерживающей – нет.

Теперь у нас вообще стараются не использовать этот термин, вместо ЗПТ – опиоидная терапия. Потому что мы стали спрашивать: а где же поддерживающий элемент, вы же должны не только дать наркозависимому метадон, но и сменить обстановку, трудоустроить его, провести работу с родственниками? А ответить на это нечего.

– Кто в Украине реализует эти программы?

– Врачи на базе определенных клиник с участием общественных организаций, таких как уже упоминавшийся мной «Альянс» и другие.

– Кстати, есть мнение, что лоббируют те же метадоновые программы фармацевтические фирмы, которым они выгодны.Вы с этим согласны?

– Фармацевтические фирмы всегда заинтересованы в том, чтобы сбыть свою продукцию, будь то наркотики или средство от прыщей или изжоги. Для них главное – продать. Поэтому они будут лоббировать любой препарат. Вы включите телевизор и посмотрите рекламу. В аптеке раньше было несколько десятков препаратов, а теперь все прилавки завалены, глаза разбегаются от такого изобилия. Но сколько бы рекламировали тот или иной препарат, если я знаю, что он мне не нужен, я его не куплю.

К сожалению, приходится констатировать: ЗПТ в Украине не работает, и дело здесь не в метадоне или бупренорфина. Мы с коллегами обсуждали, что делать, как найти выход из ситуации. И вроде бы нашли. Сейчас запускаем 2-3 пилотные комплексные проекты ЗПТ в том виде, в котором она должна быть в идеале.

– Расскажите подробнее об этих проектах. Кто их финансирует?

– Нам помогают международные организации. В частности, у нас достигнута договоренность с Управлением по наркотикам и преступности ООН, со Всемирным банком. Мы планируем собрать фокусные группы, в них будут представлены врачи – и наркологи, и те, кто лечит СПИД, туберкулез, гепатит С, и психологи, и правоохранители, которые должны отслеживать поведение наркозависимых, и социальные работники, которые должны помочь им трудоустроиться и социализироваться .

Сначала нашим специалистам прочтут лекции в Украине, потом мы отправим их за рубеж, чтобы они собственными глазами увидели, как работают аналогичные центры там. Как контрольные планируется взять 2-3 группы по 100 человек, работа с которыми будет вестись по всем канонам ЗПТ. Параллельно наблюдать две сотни человек, которые добровольно лечатся без метадона, бупренорфина, посмотрим на их результаты. Возьмем еще столько же тех, которые отказываются от лечения и идентифицируются как наркопотребители со стажем, и также проследим их поведение, отношения с законом.

И в результате определим, сколько людей, которые лечились по той или иной программе, образно говоря, завязали, сколько уменьшили дозу, сколько пошли работать, учиться, посещают пункты ЗПТ и все еще потребляют метадон, отказавшись от незаконных наркотиков, у кого есть конфликты с законом, или вылечили они туберкулез, гепатит и т.д. Сколько человек умерло, вылечилось, у скольких диагностированы новые болезни. И тогда сравним результаты и придем к какому-то выводу. Здесь очень непростая технология, но мы хотим ее применить на практике.

В США участниками таких программ становятся больные СПИДом наркоманки, которые находятся под действием метадоновой программы и рожают потом здоровых детей – не наркоманов, НЕ ВИЧ-инфицированных. Этим женщинам помогают с жильем, работой, социализацией.

– Это, конечно, прекрасно. Однако, насколько я знаю, в США действуют постоянные государственные программы. А у нас, скорее всего, это будет разовая акция …

– Мы хотим показать, что это можно и нужно делать. А наносное, блеф можно отбросить, чтобы не тратить на это средства и силы.

– Однако такие программы достаточно дороги. Думаете, государство выделит деньги на реабилитацию наркозависимых?

– Если в государстве научатся считать, тогда – да. В США, например, считать умеют. Американцы вообще прагматичные люди.И они подсчитали, что содержания одного наркозависимого в тюрьме обходится дороже, чем содержание на государственном пансионе одного студента Гарвардского университета. То есть идти по пути репрессий, наказаний и отправки наркопотребителей в места не столь отдаленные – неэффективно и разрушительно для общества. Думаю, мы тоже должны понять это.

Если исходить из тезиса, что наше государство жадное или бедное … Что же, если поумнеем, то не будем такими бедными. Мы просто не хотим считать. Мне иногда действия наших госструктур напоминают поведение 5-летнего ребенка, которому не хватает 5 копеек на мороженое, он идет по улице, ищет мелочь, вдруг видит червонец, переступает через него и идет дальше в поисках 5 копеек. Он монету ищет, а не бумажку. К сожалению, наши чиновники в погоне за монетой порой не видят под ногами купюр.

Если человек спасен, возврращен к нормальной жизни, это означает, что многие угрозы для здорового общества сняты, устранены риски инфицирования других людей и рецидива криминального поведения наркозависимых. Мы этого не учитываем.

– Я слышала, что в последнее время традиционная инъекционная наркомания начинает сдавать позиции так называемой аптечной. Это действительно так?

– Дело в том, что в последнее время появляется все больше медпрепаратов, которые синтезируются, в том числе и из компонентов психоактивного действия. При правильном применении – это лекарства, и порой очень нужные. Вместе с тем развивается не только наркология, но и знания о том, как можно выделить из этих лекарств психоактивное составляющее.Информацию об этом можно найти даже в Интернете. Ненужные компоненты отсекаются, а нужное вещество собирается в такой концентрации, которая может вызвать наркотическое действие.

Тот же дезоморфин, или «крокодил», как его называют наркоманы, делается на основе медицинских препаратов с содержанием кодеина. А кодеин содержится во многих обычных лекарствах: сиропах от кашля, таблетках от головной боли и т.д.. Мы сначала пошли путем уменьшения количества активного вещества в единице препарата. Если, например, раньше кодеина было 30 единиц в таблетке, то теперь его «потолок» – 10. Если раньше достаточно было 4 таблеток, чтобы получить 120 единиц и наркотический эффект, то сейчас для этого нужно 12 таблеток. А каждая таблетка имеет свою цену. Теперь наркоман платит за свое удовольствие втрое больше… А где он берет эти деньги? Больше крадет? Т.е. такой подход неэффективен.

Приведу статистику Минздрава: за последние 10 лет аптечная наркомания выросла в 5 раз, а опиоидная на 10% сократилось.

Почему аптечная наркомания набирает обороты? Потому что это доступно и безопасно. Можно прийти в аптеку и без проблем все купить. Существует несколько возможностей, чтобы устранить фактор доступности и сократить немедицинское потребление таких препаратов. Это возможность рецептурного отпуска лекарств, или учета, когда заводятся специальные реестры и в них указывается, кому сколько продано этих медикаментов.

Только такие рекомендации создадут неудобства для законных потребителей, которым придется получать рецепт, чтобы купить микстуру от кашля. В селе это может быть сложно.

Какая задача стоит перед нами? Обеспечить доступность препаратов для больных, нуждающимся, и исключить возможность потребления таких препаратов теми, кому не положено. И мы не должны эту грань переступать. Поэтому мы вместе с Минздравом, учеными, наркологами, общественностью, фармацевтами стоим перед проблемой, думаем, как найти выход из ситуации.

– Какие критерии для изменения перечня наркотических веществ?

– На этот раз нужно находить баланс. И мы его ищем.

Какова процедура? Есть научно-экспертный совет при ДСКН. Прежде чем принять решение и внести любой препарат в список подконтрольных веществ, мы проводим консультации со всеми – Академией наук, учеными, министерствами, ведомствами. И после этого выносим решение на Кабмин – уже согласовано, со всеми визами. Однако бывает так, что мы «отыгрываем» назад и исключаем вещества из списка, если выясняется, что они не являются предметом активного употребления наркозависимых, но при этом из-за их отсутствия страдают больные. Например, амитриптилин, который важен для больных депрессией, мы недавно исключили из перечня подконтрольных препаратов.

– Украина считается одним из лидеров по количеству наркозависимых на постсоветском пространстве, при этом, по мнению специалистов, проблема еще и в том, что у нас много скрытых наркоманов. Официальные цифры не всегда соответствуют реальной картине. Не могли бы вы привести статистику и ознакомить нас с оценками экспертов: сколько у нас на самом деле наркоманов?

– Согласен, статистика не всегда соответствует действительности. Я очень осторожно пользуюсь цифрами, потому что знаю им цену.

Иногда они отличаются в десятки раз, в зависимости от того, кто говорит. Хотя в определенной усредненной статистики мы стремимся приблизиться. Но нам надо очень хорошо проводить мониторинг, чтобы получить объективные цифры.Потому, если мы не знаем, кто по ту сторону баррикад, какие размеры угрозы, – с чем тогда бороться?

По материалам «zib.com.ua»

 Об особенностях этого процесса нам рассказал (и показал) главврач Киевской городской наркобольницы «Социотерапия» — главный нарколог Киева Владимир Ярый. По его словам, в стране на программе ЗПТ — чуть более 7 тысяч человек . В Украине уже открыто 145 пунктов выдачи метадона (профессионалы их называют «сайтами»). В профильных больницах есть также штат психологов и соцработников, но, конечно, это капля в море. (далее…)

Газете Сегодня дал интервью Председатель Госслужбы Украины по контролю за наркотиками Владимир Тимошенко. В этом интервью он дал сравнительную оценку реализации программы у нас и за рубежом. В частности в Соединенных Штатах.                                                                                                                                            – Как вы относитесь к заместительной поддерживающей терапии (ЗПТ), когда наркоману вместо привычного ему незаконного наркотика предлагают метадон в специальных пунктах?

– Да, у нас внедрена данная программа, лечат. Есть сторонники и противники этого метода. Однако мы побывали за рубежом, посмотрели, как там и поняли, что нам в Украине предстоит еще много работы. У нас пока, образно говоря, только обертка, а не сама суть программы. Дело вот в чем. Термин ЗПТ, как видите, состоит из слов «заместительная» и «поддерживающая» терапия. Первая часть у нас выполняется. Вместо нелегального наркотика больному дают легальный (метадон или бупренорфин), который снимает «ломку», но не дает ощущения эйфории. То есть один наркотик заместили другим.

А вот поддерживающая часть на Западе поставлена гораздо лучше, чем у нас. Там специалисты-психологи работают не только с самим пациентом (потому что, кроме физической зависимости от наркотиков есть и психологическая), но и с его близким окружением.

Помогают также в социальной реабилитации, то есть дают возможность вернуться в нормальное общество, найти работу или учебу. Немцы, например, смотрят на это дело очень практически. Вот был наркоман, до 30 лет не приносил пользы, а потом, благодаря ЗПТ, пошел на работу, стал платить налоги. Значит, усилия затрачены не зря.  У нас очень сложная проблема – изменить отношение к проблеме, преодолеть неприязнь общества к наркоманам.

Также важный момент: надо следить за человеком, чтобы он не употреблял одновременно других наркотиков, кроме легальных. На Западе для борьбы с таким явлением устраивают выборочный контроль (причем угадать, кого и когда будут проверять, нельзя, это определяет компьютер методом случайных чисел). Наркомана просят пройти в специальную комнату и сдать экспресс-анализ мочи. Моментально видно, что и когда он употреблял.

Если же врачи видят, что человек не нарушает правил и добросовестно выполняет все предписания, то ему демонстрируют доверие: предлагают не ходить в пункт ЗПТ ежедневно (а это, порой, затратно и отнимает много времени). Наркоману говорят: вот тебе запас препаратов на 3 дня, принимай их сам, ведь ты заинтересован в этом, мы верим, что обманывать нас не будешь. Впоследствии этого человека также выборочно проверяют, есть ли в организме метадон, не продал ли он его. Если все в порядке, дают препараты уже на 5 дней и т.п.

То есть человек уже не привязан ежедневно к пункту ЗПТ, он может пойти учиться или работать (при этом социальные работники и психологи окажут ему в этом помощь). Так доходят до того, что ходить надо раз в месяц (в США я видел такие примеры). А потом человек может и полностью «завязать» (расхожее мнение, будто с метадона «спрыгнуть» нельзя – в корне неверное). Но если даже и не хватило воли совсем не употреблять наркотики, не так страшно, все равно это уже человек, не потерянный для общества, он работает, платит налоги, заботится о семье, приносит пользу, и продолжает пользоваться услугами ЗПТ.

И вот эта часть ЗПТ занимает более 90% стоимости всей терапии. У нас же, повторю, все в основном ограничивается простой раздачей метадона. Пришел, получил, ушел и больше никому не нужен. Хотя, конечно, есть и у нас психологическая помощь, и больным СПИДом помогают, но все это, увы, в незначительных масштабах. К тому же препараты по борьбе со СПИДом снижают эффективность метадона и, как пожаловался мне один из пациентов, у него в связи с этим, несмотря на программу ЗПТ, появились «ломки». Тем более, что ему почему-то вдобавок снизили метадоновую дозу вместо того, чтобы ее поднять. В итоге, говорит он, я вынужден  «догоняться» чем-то еще, иначе чувствую себя очень плохо – ломает. Спрашиваю – А жаловался врачам? Да, отвечает, – но реакции нет. Посмотрели в карточке, а там записано, что он получает метадон в прежней, не сниженной дозе… Вот такими действиями дискредитируется сама идея ЗПТ.

– Кто оплачивает метадоновую программу в Украине?

– Пока мы деньги на ЗПТ (плюс сам медатон) полностью получаем из зарубежных фондов. Там высчитана примерная стоимость лечения одного человека по системе ЗПТ. И сумма дается пропорционально количеству больных. У нас 7 с лишним тысяч получают в качестве заместителя наркотика метадон и несколько сотен – бупренорфин. Всего порядка 8 тысяч официально на программе ЗПТ.

Сегодня мы готовим несколько пилотных проектов, которые финансирует управление по наркотикам и преступности ООН. Возьмем три группы по 100 человек и проведем ЗПТ в полном объеме, как на Западе, а в других группах оставим все, как есть сейчас. Кроме того, несколько групп попробуем лечить не традиционными методами. И проследим несколько групп людей, которые вообще отвергают ЗПТ, не хотят лечиться никоим образом. Наблюдать будем в течение года. Потом сравним результаты. Причем не только такие: бросил наркотики или нет, но и по другим индикаторам. Скажем, излечил ли сопутствующее заболевание, устроился на работу, не совершил преступления и пр.

Смета для каждой фокус-группы будет просчитываться специалистами ООН отдельно, сюда включат также командировки наших врачей, психологов и прочих работников будущих проектов за рубеж для приобретения опыта. А он необходим, ибо, например, в США сейчас наркополитика поменяла направление градусов на 130. Они там просчитали, что проблемы, которые создает наркоман в местах лишения свободы, его содержание в тюрьме, обходится дороже, чем обучение студента в Гарвардском университете. Потому акценты в борьбе сейчас сильно смещены в сторону мощной профилактики.

Специалисты ДЕА идут в школы, работают с подростками и родителями, всюду ведется пропаганда здорового образа жизни. И это дает свои плоды. Причем для мелких торговцев, зарабатывающих лишь себе на дозу, ввели так называемые «наркотические суды». Там срок рассмотрения дела от задержания до приговора – не более 7 суток. И после приговора предлагают выбор: либо отбываешь наказание, либо соглашаешься на ЗПТ. Но уж если согласился на лечение, то контроль жесточайший, врачи работают в контакте с полицией. Несколько раз пропустил лечение без уважительной причины – и прежний приговор вступает в силу, человек идет в тюрьму. Но и там он имеет возможность продолжить ЗПТ.

– Говорят, наши наркоманы ухитряются выданный им метадон утаивать, например, под языком, а потом продавать и покупать другой наркотик. Такое возможно?

– Теоретически это возможно, у нас ведь его выдают в таблетках. А вообще в мире уже перешли на метадон в виде  сиропа. Я смотрел, как это делается в США. Приходит больной в центр ЗПТ, у него карточка, с которой компьютер считывает его данные и досье моментально появляется на дисплее у медсестры. Но она к приему лекарств отношения не имеет. Компьютер сам дает команду дозатору, сколько налить. Или же, прежде чем допустить к дозатору, направит больного на анализы путем случайной выборки.

Когда пьет из одноразового стаканчика, его снимает видеокамера и всегда можно к этой записи вернуться, если вдруг возникнут вопросы. Потом появляется воронка, в которую скидывается стаканчик и там исчезает. Субъективный фактор в ходе приема метадона или сдачи анализов исключен полностью. Затем клиент идет в зал, где его ждет для беседы психолог или социальный работник. В Украине стыдно признаться, что сам или родственник наркоман, потому мы не знаем истинных масштабов бедствия, люди скрывают это. А на Западе это как заболеть гриппом. Человек заболел, он идет и лечится…”

 18 сентября средь бела дня в людном месте неизвестный в маске напал с металлической трубой на врача программы ЗПТ, проломил ему череп и сломал руку. Врач в состоянии средней тяжести в реанимации. Одна из версий нападения связана с возможной местью одного из пациентов, которых после неоднократных предупреждений недавно все-таки исключили из программы за вынос препарата.

Медперсонал и до этого случая уже давно находился под жестким давлением с одной стороны пациентов, которые всяческими путями постоянно пытались/выносили препарат, с другой стороны – давила милиция, в т.ч. путем различных провокаций (закупки/взятки и т.п.). Думаю ни у кого нет сомнений чем на самом деле занимается милиция/ОБНОН в Фастове…

В результате  все члены МДК в полном составе написали заявления об отказе дальнейшей работы в программе ЗПТ. Некоторые медработники подобные заявления написали еще в начале сентября, а сегодняшний беспредельный случай только «укрепил» их решение. Прямо говорят, что это вопрос жизни…и даже в меньшей степени  здоровья.

Программа в Фастове работает(ла) 4 года…но пациентам было глубоко пофиг что с ней будет.По состоянию на сегодняшний день вариантов замены/подмены медперсонала в Фастове НЕТ. Ближайшие сайты в Б.Церкви и в Киеве.

(далее…)