Интервью с Д.Полтавцом, врачом-психиатром, с 2000 по 2005 год руководителем Программы «Инициативы в общественном здравоохранении» Международного Фонда «Вiдродження».

Денис Полтавец — врач-психиатр, с 2000 по 2005 год работал руководителем Программы «Инициативы в общественном здравоохранении» Международного Фонда «Вiдродження».

 

 «Вiдродження» — одна из первых организаций, внедрявших заместительную терапию в Украине, в том числе и в рамках проекта Международного Альянса по ВИЧ/СПИДу. С Денисом Полтавцом мы беседуем о наркотиках и политике Украины в этой сфере.  

 

— Денис, с каждым годом в стране увеличивается количество потребителей наркотиков и людей, живущих с ВИЧ. Почему, как вы думаете, государственная наркополитика неэффективна?

 

— Существует совокупность интересов правоохранителей, производителей, медицинского лобби, но при этом отсутствует целостное видение наркополитики как системы мер по их балансированию с целью укрепления здоровья общества.

Ведь не нужно забывать главного – психоактивные вещества, то есть, «наркотики» необходимы нам в первую очередь, как лекарственные препараты. Вместе с тем, государственная программа сейчас, в основном, отражает правоохранительную точку зрения, то есть скорее репрессивную, чем «социально-медицинскую».

Сфера в целом финансируется недостаточно, но если говорить о существующих приоритетах финансирования,— это преимущественно меры контроля и запретительные практики. Я не говорю, что этого не нужно делать, но необходимо и многое другое.

Для того, чтобы деятельность по адекватному и безопасному удовлетворению потребностей общества в психоактивных веществах была последовательной, целостной, всем сторонам нужно согласиться на каком-то наборе принципов государственной политики.

Например, что государство гарантирует соблюдение прав человека в этой сфере, повышает приоритетность профилактических мероприятий, обеспечивает информирование о рисках потребления психоактивных веществ. Как, например, сейчас с табаком и, в определенной мере, алкоголем.

Но вот, например, врачи и тем более фармацевты не всегда осведомляют пациентов о рисках, связанных с употреблением снотворных или транквилизаторов.

А о рынке нелегальных наркотиков и говорить не приходится – с точки зрения государства он существует только как «уголовный сектор» и информация о рисках употребления нелегальных наркотиков доступна, в основном, благодаря общественным организациям.

 

 

— Да, согласен. Единственное, что я не стал бы говорить, что производители алкоголя — злобное лобби. Обычное лобби. Это — заводы, трудовые коллективы, они отстаивают интересы своих сотрудников и их семей. Это – рынок, со своими особенностями и проблемами, но их тоже можно и нужно решать, и не только запретами.

 

— Но, с другой стороны, потребление алкоголя растет, не пили тинейджеры десять лет назад так много. Нация элементарно спивается…

 

— Мы входим в такое общество, где ответственность за свою жизнь и за свое здоровье является личным делом гражданина и его личной ответственностью. Это — принципиальная смена парадигмы.

 

Раньше было совсем по-другому: государство активно навязывало образ жизни, заботилось о здоровье граждан, если хотите, контролировало параметры биохимии вашего тела.

А сейчас государство устранилось от такого тотального контроля, предоставив свободу: хотите спиваться – спивайтесь, главное, соблюдайте общественный порядок, платите налоги и т. д.

Именно поэтому наркополитика должна быть переосмыслена. Меня волнует вопрос, что делать дальше, и кто этим должен заниматься.

Есть примеры, когда организуется реабилитационный центр, потом оказывается, что это чуть ли не частная тюрьма для неугодных людей. Голоса потребителей наркотиков и членов их семей не слышны, их мнение вообще никак не учитывается при планировании и реализации программ. Сейчас, например, обсуждается злободневная тема – использование метадона в заместительной терапии. Кто угодно высказывается, кроме самих потребителей.

Есть еще пациенты психиатрических больниц, которым тоже нужны психоактивные вещества в больших количествах.

 

— Есть еще онкобольные. Если человек с таким заболеванием живет в сельской местности, то это просто беда.

 

— Нельзя в одном месте запретить, а в другом разрешить. Если зажали гайки в киевской районной больнице, то и в фельдшерско-акушерском пункте села в Киевской области возникнут проблемы, только гораздо более серьезные.

В сельской местности вообще совсем другие реалии. Человек лежит и умирает от онкозаболевания, ему нужно три раза в день делать уколы, и неизвестно как долго — до самой смерти. Получается, что в сельской местности медсестра должна каждый день приезжать и делать укол, а на чем она приедет?

Неизбежно возникает почва для мелких нарушений или же пациент вообще оставляется на произвол судьбы. Притом, что есть другие лекарственные формы — обезболивающие таблетки, пластыри. Но у нас они недоступны, потому что производители боятся выводить их на рынок, система учета очень строгая и рисков больше, чем прибыли – ведь эти лекарства в целом недорогие.

Понятно, что сфера сложная, но она должна была бы строиться на принципах приоритета доступности лечения, прав человека. Потом контроль и мониторинг, а не наоборот. А у нас контроль, это и есть приоритет государственной политики.

 

 

— Декриминализация, для меня это — прежде всего процесс постепенного вывода большой популяции потребителей, которая сейчас пребывает в местах лишения свободы из сферы ответственности системы исполнения наказаний.

Современная популяция потребителей наркотиков является бассейном вируса иммунодефицита человека, вируса гепатита, туберкулеза, и т.д, плюс это еще репликация определенного образа жизни.

Фактически получается, что мы, как налогоплательщики платим за то, чтобы 30 000 человек сидели в тюрьме и учились чему-то такому, что явно не способствует формированию социально полезного поведения. Какая нам от этого польза как налогоплательщикам, совершенно не понятно.

В последнее время, в основном, благодаря усилиям международных организаций начали проводить семинары по реабилитации и просвещению заключенных. Тем не менее, часто люди выходят из тюрьмы и не знают толком, что же с ними дальше будет?

При этом зависимость как таковая никуда ведь не девается, и очень высока вероятность возобновления приема психоактивных веществ.

Так или иначе, но именно в связи с распространением ВИЧ-инфекции необходимо существенно усилить социально-медицинский компонент в работе с теми заключенными, которые отбывают наказание фактически по статьям за индивидуальное употребление. Они нуждаются в поддержке, их должны опекать не тюрьма с милицией, а социальные работники, врачи, психологи.

Есть еще аспект декриминализации — индивидуальное употребление наркотиков не является уголовным преступлением. Сейчас индивидуальное употребление является административным нарушением — человек может наркотик употребить, и ему выпишут штраф, но в уголовном порядке его не будут преследовать – это де юре.

Но фактически так получается, что человека будут преследовать за хранение небольших доз без цели сбыта, за транспортировку без цели сбыта и т. д. Человек получит срок в три года, если повезет, то условно. Но кроме всего, он будет осужден по статье Уголовного кодекса, у него – судимость, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Эту проблему нужно решить как можно быстрее, потому что дальше так продолжаться не может. И в этом смысле, декриминализация — проблема для юристов: у нас нет уголовной ответственности за употребление де юре, но де факто — есть.

Такую проблему, очевидно, нужно решать, не обязательно путем изменения самого УК. Можно отрегулировать ее через размеры пороговых доз, как это было сделано в России. Когда они внесли изменения, из тюрем вышло более 30 000 человек.

 

— С 2008 врачи, занимающиеся частной практикой, получат возможность выписывать своим пациентам психотропные препараты. И чем это нам грозит?

 

— Я думаю, что ничем не грозит, потому что если мы посмотрим на степень административного контроля, и на способность государства добиться выполнения судебного решения, то увидим — оно стремится к нулю, но тем не менее на черном рынке доля «аптечных» психоактивных веществ составляет 2-3%. Ну, будет их, может, 4%, но это небольшая доля.

На самом деле, врачи вообще не заинтересованы в какой бы то ни было утечке препарата на черный рынок, поскольку они получают право легально выписывать подобные лекарства через аптеки.

Кроме того, не думаю, что все будет так просто. При нынешней политике я почти уверен, что получить лицензию частному врачу или даже небольшой клинике будет крайне сложно.

 

— В США штат за штатом принимает разрешение медицинского использования марихуаны, не смотря на то, что это противоречит федеральному законодательству. Что по этому поводу думаете?

 

— Могу сказать только как врач, что я — за медицинское употребление препаратов содержащих тетрагидраканабинол. Исследований немного, мировая наркополитика в целом достаточно репрессивна, но зато исследования серьезные.

Да, действительно, есть некоторая группа заболеваний, где эти препараты пригодились, в том числе — рассеянный склероз, трудноизлечимый обычными средствами рвотный синдром при опухолях головного мозга и некоторых других…

Любой врач был бы заинтересован иметь еще один эффективный препарат в своем арсенале, и глупо от него отказываться только потому, что где-то кто-то будет курить марихуану.

Мало ли где кто-то что-то будет курить! Клей нюхают, но мы же от клея не отказываемся? Аборигены в Австралии приучились даже вдыхать пары бензина, и у них, кстати, также развивается зависимость. 

Когда у меня спрашивают, в чем опасность тех или иных наркотиков, как ее определить, отвечаю, что для украинского общества сейчас крайне опасны именно инъекционные наркотики. И за их нелегальное распространение нужно серьезно наказывать.

Я такой вот либерал, который считает, что за инъекционные наркотики нужно очень жестко наказывать сегодня. И не только наказывать, но и предложить самые разнообразные кампании по разъяснению этого вреда.

При этом следует учитывать специфику целевых групп – ориентироваться не только на «организационно-легкие» аудитории – телезрителей, радиослушателей – но и на тех, кто мало чем интересуется, кроме самих наркотиков. Вред, который наносят обществу инъекционные наркотики, требует очень интенсивного и адекватного ответа.

 

— Чем опасны именно инъекционные наркотики? В среде «золотой молодежи» другая проблема — мода на кокаин.

 

— Кокаин – больше статусный препарат. Но кокаин – индивидуальное дело. Даже если представить себе невероятную картину, что кокаин завтра будут продавать как сахарную пудру, то мы получим очень большие проблемы для сравнительно небольшой группы людей.

7-8%, которые попали в состояние зависимости, не столько даже физиологической, сколько психологической. Если же речь идет об инъекционных наркотиках — это проблема не 7% людей, а всего общества. А в этом случае любые меры, которые помогают справиться с инъекционными наркотиками оправданы, хотя бы тактически, не навсегда.

 

— Как вы находите общий язык со своими оппонентами? Насколько я понимаю, это религиозные организации, и близкие к ним политические силы.

 

— Пока мы не находим общий язык. Хотя мне не кажется, что у нас есть какие-то противоречия: та модель, которую они предлагают, хорошо вписывается в общую концепцию. Цель — снизить риски, связанные с употреблением психоактивных веществ.

Единственная проблема, что наши оппоненты находятся в какой-то манихейской системе борьбы со злом. Может религиозные люди все так мыслят, не веря, что возможны какие-то другие точки зрения на проблему, кроме нравственной.

А ведь проблема употребления нелегальных психоактивных веществ измеряется еще и в человеческих жизнях. Или, например, в бюджетных деньгах.

Со временем религиозные организации это поймут, а некоторые, я думаю, очень хорошо это понимают, гораздо лучше, чем мы с вами.

Поэтому, например, они будут категорически против программ заместительной терапии и других дешевых и эффективных форм помощи зависимым, помогающим человеку сохранять свою социальную активность.